ИМА-ПРЕСС

ВСПОМИНАЕМ С БЛАГОДАРНОСТЬЮ. Как мы уже сообщали, известный российский композитор, лауреат Государственной премии, заслуженный деятель искусств РФ Леонид ДЕСЯТНИКОВ принял участие в заключительном дне фестиваля камерной музыки «В сторону Выборга». Который, судя по наименованию, проводился в этом приграничном городе Ленинградской области. Маэстро тогда подарил библиотеке Алвара Аалто нотные издания своих произведений. Перед гала-концертом Леонид Аркадьевич ответил на вопросы ИМА-пресс. И сегодня его ответами мы с вами делимся! 

Любопытно, что сам Десятников определяет собственный композиторский, сочинительский, стиль как «эмансипацию консонанса, преображение банального» и как «минимализм с человеческим лицом». А любимый жанр – «трагически-шаловливая вещица». Так, по крайней мере, сообщают интернет-источники. Спектр произведений композитора-юбиляра (Десятников отметил своё 60-летие) достаточно широк. Оперы «Бедная Лиза» (по повести Карамзина) и «Дети Розенталя» (либретто Владимира Сорокина), балеты «Утраченные иллюзии и «Opera», сотрудничество с Гидоном Кремером и аранжировка произведений Астора Пьяццолы, большие блоки музыки к кинофильмам, вокальных, хоровых сочинений – всего и не перечислить. В «соавторстве» – Хармс, Олейников, Державин, Хопкинс, Тютчев, Тао Юаньмин, Аронзон, Чиарди… На первый взгляд, это не поддаётся никакой классификации!

Выбор «отправных точек» для вашего творчества не просто разнообразен, но даже эклектичен. На что вы опираетесь?

У меня нет никаких специальных интересов. Я не могу сказать, что продуцирую какую-то одну основополагающую идею. Но я – довольно прилежный читатель, люблю читать самые разные книги, и прозу и поэзию. И в разное время меня питают разные литературные источники. Но при этом у меня нет никакого целенаправленного движения в одну сторону. Я без руля и без ветрил.

То есть, какой ветер наполнит ваши паруса, туда и двинетесь?

Я просто не контролирую это, я не отношусь к себе столь серьезно. Могу задним числом понять, что какие-то мои сочинения выстраиваются в линию, что в ней высвечивается сквозная тема, которая является для меня важной в течение тридцати или даже сорока лет. Но когда я что-то начинаю, я повинуюсь некоему импульсу. В начале работы я не знаю, чем она закончится! Наверное, определять «творческие периоды» – не моё дело; этим должны заниматься музыковеды.

Кого, по Вашему мнению, можно назвать композитором?

Слово «композитор» имеет, по меньшей мере, три значения. Композиторами называют людей, сочиняющих симфонии, сонаты, оперы и так далее – тех, кто работает в русле серьёзной академической музыки, исполняющейся в концертных залах, филармониях, оперных театрах. Композиторами также называют себя люди, которых в моём детстве называли «шлягермахерами». Они занимаются популярной музыкой в самом широком смысле этого слова. Есть и третье значение слова «композитор». К ним относится, например, Владимир Владимирович Набоков, который сочинял шахматные задачи. Он был композитором шахматных задач. И диджей может называть себя композитором, компилируя, так сказать, найденные объекты и реди-мейды. На самом деле это не так уже важно – кого можно, а кого нельзя считать композитором. В области серьёзной музыки куда важнее другое: если раньше композиторы были в этой сфере главными – образно говоря, на вершине пирамиды, то за последнее столетие они ушли в тень. Сейчас на авансцену вышли музыканты-исполнители, продюсеры, интенданты оперных театров, организаторы музыкальных фестивалей. А композитор стал фигурой глубоко второстепенной.

И как вы к этому относитесь?

У меня нет никакого отношения к этому. Я никогда не старался доминировать ни в чём, это не моя тема. Мне, скорее, нравится быть за кулисами.

У вас много вокальной и хоровой музыки. Почему?

Мне нравится певческий голос как инструмент. Кроме того, текст даёт мне какой-то костяк, опираясь на который, я могу двинуться в нужном направлении. Текст содержит ритм, соотношение ударных и безударных звуков. То есть, он содержит идею. Всё это является подспорьем, которое вдохновляет и двигает.

Как Вы относитесь к корневой музыке, первоистоку, из которого произрастает всё? Многие композиторы черпают из него идеи, темы…

Вы имеете в виду народную музыку? Я люблю фольклор, не обязательно русский. Я люблю музыку Юго-Восточной Азии, яванскую, японскую, китайскую. Действительно, очень много из него черпаю, и фольклор является источником многих моих сочинений. Я использую и народные мелодии, и тексты. Например, «Русские сезоны» – сочинение, которое довольно много исполняется. Оно написано в 2000-м году для скрипки, голоса и струнного оркестра и основано на мотивах определённого региона России, который называется Поозерье – на границе между Белоруссией и Россией. В Поозерье в течение многих лет ездила этнограф-музыковед Елена Разумовская, которая записывала тамошние мелодии. Она издала книгу со своими расшифровками, комментариями, нотными и поэтическими текстами. Эта книга стала моим ресурсом.

В вашем творчестве большое место занимает кинематограф – музыка к 14 фильмам!

Ну, четырнадцать – это не так уж много. Кино в наше время кормит композитора. Это очень важно, особенно когда практически больше нет точек приложения своих сил. Но уж если ты впрягаешься в такую работу из коммерческих соображений, то надо постараться сделать так, чтобы тебе это было интересно. Я отвергал довольно большое количество предложений, на что-то соглашался, и выбор не всегда был удачным. Но я брался за работу, которая мне была интересна.

Что вам больше всего нравится из ваших киноработ?

Сейчас, наверное, мало кто помнит эти фильмы – может быть, киноманы. В основном я работал в кино в 90-е годы, а это была не самая лучшая пора для российского кино… Назову свою однократную работу с Валерием Тодоровским – «Подмосковные вечера». Фильм «Серп и молот» Сергея Ливнева, который не вышел на экраны по ряду обстоятельств, не имеющих отношения к самому фильму. И три моих удачных контакта с Александром Зельдовичем – картины «Закат», «Москва» и «Мишень».

А просто ходить в кино вы любите?

В кино хожу редко по одной простой причине: я не выношу русский дубляж, бессмысленный и беспощадный. Для музыканта, как для канарейки – это важное обстоятельство: мы оба умираем от фальшивых звуков. В СССР с этим как-то получше было. Я не могу забыть, как филигранно Вячеслав Тихонов озвучивал Жана-Луи Барро в «Детях райка». Сейчас же этим занимаются по дешёвке все, кому не лень, это фактически работа для гастарбайтеров. Поэтому в Петербурге за редкими исключениями хожу только в «Angletere Cinema Lounge». Это кинотеатр в гостинице «Англетер», где показывают кино с субтитрами.

Дурацкий вопрос, и тем не менее. Откуда Вы черпаете вдохновение?

Наверное, из самого себя.

Путь к себе? Познай себя – и ты познаешь мир?

Видите ли, каждый человек хочет кем-то быть, чему-то соответствовать. Если ничего не делаешь, постоянно пребываешь в унынии. Я стал композитором, я не могу это дело бросить, это крах идентичности. Поэтому я должен всё время доказывать себе, что я – композитор, что это был правильный жизненный выбор. Значит, надо работать, всё время работать. Даже когда я раскладываю пасьянсы или сижу на пляже, в моей голове что-то происходит. Если у меня нет обязательств, связанных с конкретным заказом, я всё равно должен изо дня в день садиться за рояль.

Что Вы пожелаете самому себе – туда, в Будущее?

М-м-м… Наверное, перестать сочинять музыку, когда пойму, что у меня это плохо получается. Я знаю композиторов, которые пережили себя. Я не хочу быть таким и желаю себе вовремя понять, когда нужно остановиться.

Но при этом найти что-то новое в жизни?

Может быть, да.

Наталья КОРТЕЛЕВА,
Выборг