Памятник Петру I как дань «исполинским трудам неутомимого преобразователя»
ПЕТЕРБУРГ. 237 лет назад, 18 августа 1782 года, в Санкт-Петербурге на Сенатской площади был открыт памятник Петру I. Продолжительная и достаточно драматичная история создания монумента представлена на портале Президентской библиотеки редкими источниками…
…Среди них «Сборник Императорского Русского исторического общества. Т. 17. [Переписка императрицы Екатерины II с Фальконетом», «Копия с определения Правительствующего Сената о сооружении памятника», «Записка Билиштейна о выборе и устройстве площадей для проэктированных памятников Петру I и Екатерине II», переписка о переезде Фальконе в Россию и т. д. Кроме того, чёрно-белые фотографии 50-х годов XX века и высокохудожественные снимки лучших современных петербургских и московских мастеров светописи. Интересные подробности создания памятника также представлены на портале Президентской библиотеки в мультимедийном формате – аудиофайле Сергея Цветкова «Императрица Екатерина II. Медный всадник».
«Намерение воздвигнуть памятник Петру Великому изъявлено было Императрицею Елисаветою Петровною в самом начале её царствования, – говорится в первом из вышеназванных изданий. – Императрица в сооружении ему монумента могла без сомнения видеть не только выражение дочеринского почитания, но также и дань народной признательности к исполинским трудам неутомимого преобразователя».
Но воплотить этот замысел в жизнь удалось лишь в период правления Екатерины Великой. Местом установки монумента была выбрана территория между основанным императором Адмиралтейством и зданием Сената – главного законодательного органа царской России. Оставалось только «приискать художника, способного достойно исполнить великую задачу».
«В России искусство было ещё в крайнем младенчестве», – читаем в 17-м томе «Сборника Императорского Русского исторического общества». Поэтому было решено привезти из Франции Этьена Мориса Фальконе – именно к этому мастеру советовали обратиться профессора Парижской академии живописи Дидро и Вольтер, к мнению которых Екатерина II прислушивалась.
Фальконе уже исполнилось 50 лет, но значительных произведений на его счету не было, если не считать успеха двух работ, выставленных в Парижском салоне 1757 года, – мраморных статуй «Купальщица» и «Грозящий Амур». Но то были камерные произведения, а тут предполагался совсем другой масштаб – державный. Согласно контракту скульптор, прибывший в Петербург в 1766 году вместе со своей ученицей Мари-Анн Колло, должен был завершить работу над монументом через восемь лет.
«Помни, Фальконе, что ты должен или умереть за работой, или создать нечто великое», – напутствовал его Дени Дидро. Фальконе, однако, не предполагал, что трудности начнутся ещё на стадии обсуждения проекта.
Видение скульптором памятника существенно расходилось с видением императрицы и её приближённых. Екатерина II потребовала, чтобы скульптор изобразил Петра I в образе римского императора, восседающего на коне со скипетром в руке; Дидро видел памятник в виде фонтана, окружённого аллегорическими фигурами. Советовали мастеру также изобразить Петра во весь рост с полководческим жезлом в руке, окружить его аллегорическими фигурами. Императрица настаивала на размещении памятника в центре Сенатской площади. Фальконе же поступил по-своему, установив Медного всадника ближе к Неве.
Отстаивая право на своё мнение относительно облика памятника, Фальконе писал одному из видных деятелей русского Просвещения И. И. Бецко́му: «Могли ли Вы себе представить, чтобы скульптор, избранный для создания столь значительного памятника, был бы лишён способности думать и чтобы движениями его рук управляла чужая голова, а не его собственная?»
Однако в переписке с Екатериной мастер был куда как осмотрительнее, используя все правила придворного политеса. «Из всех известных мне русских я не знаю ни одного, с кем мог бы говорить так откровенно, как с Вашим Величеством; поистине ни к кому другому не могу обратиться с такою чистосердечностью», – признавался в послании к императрице французский скульптор. Мудрая женщина отвечала ему тем же: «Нахожу письмо ваше об аллегориях достойным помещения в энциклопедию, впредь я буду знать, что думать об этом предмете…» А ведь она только что получила категорический по сути, но изящный по форме отказ изваять фигуру Петра в окружении аллегорий Благоразумия, Трудолюбия, Правосудия и Победы.
Француз оказался настойчив в обосновании избранного им композиционного решения: «Я ограничусь только статуей этого героя, которого я не трактую ни как великого полководца, ни как победителя, хотя он, конечно, был и тем и другим. Гораздо выше личность созидателя, законодателя, благодетеля своей страны, и вот её-то и надо показать людям. Мой царь не держит никакого жезла, он простирает свою благодетельную десницу над объезжаемой им страной. Он поднимается на верх скалы, служащей ему пьедесталом, – это эмблема побеждённых им трудностей».
Споры возникали и вокруг одежды Петра I. Скульптор писал Дидро: «Вы знаете, что я не одену его по-римски, точно так же как не одел бы Юлия Цезаря или Сципиона по-русски».
Только над созданием модели монумента в натуральную величину Фальконе работал целых три года, воплощая свой личный, чётко сформированный образ будущего памятника. В 1769 году прохожие могли наблюдать в одном из уголков Петербурга, как гвардейский офицер взлетал на лошади на деревянный помост и ставил её на дыбы. Так продолжалось по нескольку часов в день. У окна перед помостом сидел Фальконе и внимательно зарисовывал увиденное. Кони для работы над памятником были взяты из императорских конюшен: скульптор избрал для памятника русскую орловскую породу.
Ученица Фальконе Мари-Анн Колло вылепила голову Медного всадника. Сам скульптор трижды брался за эту работу, но каждый раз Екатерина II советовала переделать модель. Мари сама предложила свой эскиз, который был принят императрицей.
Долгое время никто не хотел браться за отливку статуи. По расчётам скульптора для того, чтобы статуя была устойчивой, для сохранения её равновесия передние стенки памятника должны были быть выполнены очень тонкими – не более сантиметра. От такой работы отказывались даже зрелые литейщики, они называли Фальконе сумасшедшим и говорили, что в мире не существует такого способа отливки. Нашёлся, однако, исполнитель – пушечных дел мастер Емельян Хайлов. Вместе с ним Фальконе подбирал сплав, делал пробы. За три года скульптор в совершенстве овладел литьём.
Тем временем решалась не менее сложная проблема поиска постамента для скульптуры. Гигантский гранитный валун весом 1,6 тонны – «Гром-камень» – был привезён в Петербург (транспортировка его по суше до берега Финского залива и на барже до места установки заняла около девяти месяцев) и обработан русскими мастерами, чтобы стать подножием памятника Петру Великому.
К моменту установки монумента отношения скульптора и императорского двора окончательно испортились, ведь Екатерина так и не дождалась от мастера большей сговорчивости, а тот счёл её недостаточно эстетически продвинутой.
18 августа 1782 года состоялось торжественное открытие памятника Петру Великому. Сохранилось множество описаний этого зрелищного торжества очевидцами. В воспоминаниях помощника библиотекаря и хранителя основанной Петром I Кунсткамеры Ивана (Иоганна) Бакмейстера «Историческое известие о изваянном конном изображении Петра Великого» читаем: «Погода была… сначала пасмурна и дождлива; но, несмотря на сие, стекался народ из всех частей города… тысячами. Наконец, как небо начало просиявать, то зрители стали собираться великими толпами в нарочно сделанные на случай сей галереи. Адмиралтейский вал и все окна окололежащих домов были наполнены зрителями, даже и самые кровли домов были оными покрыты… В четвёртом часу соблаговолила её императорское величество прибыть на шлюпке. Скоро после сего явилась монархиня на балконе Сената… В самую ту минуту ограда поверглась без видимых пособий на землю, и изваянный образ Великого монарха явился в высочайшем совершенстве…».
Однако автора конной статуи среди восторженной публики не было: его не пригласили на торжество открытия. Фальконе к этому времени уже отбыл в Париж…
